Жена. Главка двадцать шестая: конец эпохи скачать в хорошем качестве

Жена. Главка двадцать шестая: конец эпохи

У того, что я пишу, есть цель: я пишу о своей жене, Тане, Нюше, Нюшке, но чем дальше, тем труднее отделять ее от тени нашей общей жизни. А у меня есть ограничение: я не должен умничать, рассуждать, только рассказывать. Но уже тот факт, что рассказываю я, переносит акцент не на нее, а нашу общую жизнь, а ее жизнь была еще в том, что она знала, а я нет. Середина 90-х оказалась переломной. Я никогда не думал об этом, но многое кончилось и многое началось именно тогда. Я сейчас расскажу пунктиром об этом многом или чем-то, но вот я оглядываюсь на это время и не могу понять, почему я не ощущал, не знаю как сказать, полноту жизни, если этой полнотой заменить какой-нибудь пафосный эпитет, потому что он такая-же пустая банка для любого содержания, как и любой другой пафос. Но вот сейчас, начиная каждый день с утра и непонимания, как мне жить дальше, без моего единственного друга, и как я был бы счастлив попасть в любое мгновение нашей общей жизни, я совершаю подмену. Все просто, живя, мы сравниваем одно с примерно похожим, а сейчас любое сравнение с пустотой превращает ее в сравнение живого и его отсутствием. Как жевательное движение с тем, когда жевать нечего совершенно. Как сигарета, которую можно прикурить там, где табак, а можно с фильтра и подавиться горящим вонючим пластиком. Ну да ладно. Пошли закрывать и открывать. В 95-ом вышел наш последний «Вестник», денег больше не было, мы очень устали, журнал уже не был магическим кристаллом, мы не видели сквозь него будущего, только усталость от настоящего. Миша уехал в Москву, занялся там какими-то издательскими проектами, приезжал редко, в основном, созванивались. Из-за скандала с Гергиевым, обидевшимся на моя статью в Welt am Sonntag, я потерял существенную часть заработка. Танька продолжала что-то печатать для разных заказчиков, потом нашла работу верстальщика в одном издательстве, но это было ближе к концу 90-х. Я печатал статьи в разных перестроечных изданиях: «Московских новостях», «Коммерсанте», «Русском телеграфе», делал рубрику о современной прозе в «Смене» для Максима Максимова, которого в начале следующего десятилетия убьют. Еще печатался в каких-то эмигрантских изданиях в Америке и Германии, но для жизни этого не хватало. И году в 95-м я стал работать на радио «Свобода», сначала просто корреспондентом по культуре, потом стал вести свою рубрику «Книжный угол». Одновременно стал ездить по зарубежным славистским конференциям и писать для «Нового литературного обозрения». И очень много читать, просто очень много новой для себя постструктуралистской философии. Толчком стало желание разобраться, почему московская часть нашей нонконформистской компании становилась все более и более известной, на глазах обретала славу, а петербургская пребывает в тени. Это заставило меня исследовать тему социального успеха в культуре, об этом я писал статьи и делал доклады, а потом мне предложили защитить диссертацию, причем практически одновременно – в Хельсинкском университете и в Пушкинском доме, куда меня зазывал Александр Михайлович Панченко, с которым мы сдружились после того, как он прочел мою статью «Истоки русского пессимизма». Прозу я почти не писал (только обдумывал дурацкую идею восприятия Пушкина как женщины), и этому было несколько объяснений: мне показалось, что литературоведческая, научная, аналитическая среда куда более в этот момент интересна и даже культурно вменяема, нежели писательская. Конечно, тот же Пригов и Кривулин продолжали писать, но и у них, как мне казалось, аналитические интересы начали преобладать, а Пригов не мог преодолеть планку своему советского периода. Рубинштейн вообще забросил свои картотеки, а Сорокин все более смещался в сторону массовой словесности, что свидетельствовало о том, что в обществе вместе с разочарованием в перестройке пропадает интерес к инновационной культуре, которая подменялась потреблением более простых вещей. Тем временем Алешка подрастал и надо было думать о поступлении в университет, потом он меня упрекнет, что я не предложил ему математику или что-нибудь из точных наук, и даже то, что мы не учили его музыки, хотя предлагали, но он отказывался. Мне казалось важным, что я никогда не давил на него, и выбранная им лингвистика обладала множеством различных ответвлений. Он упрекнет меня впоследствии за то, что я считал главным достоинством: я относился к нему как взрослому, никогда не говорил «ты должен», ни разу в жизни не наказал, а он впоследствии скажет, что такую свободу давать ребенку – ошибка, и, скорее всего, он прав. В это время в его гимназии, организованной Левой Лурье, открылся мужской клуб «Петрович», названный так по отчеству основателя и бармена клуба. Клуб был мужским только в одном смысле, чтобы не ревновали жены, что муж раз в неделю уходит куда-то, где крепко выпивает, возвращается за полночь и есть не просит. Читать полностью https://mberg.net/zhena-glavka-dvadts...