Что случилось с паршивой овцой в вашей семье? 😬 скачать в хорошем качестве

Что случилось с паршивой овцой в вашей семье? 😬

Что случилось с паршивой овцой в вашей семье? Моя дочь всегда была другой. Не из тех, кем хвастаются родители на футбольных матчах или постят в Фейсбуке. Из тех, кто не даёт спать в 3 часа ночи, уставившись в потолок и гадая, где же ты ошибся. Когда Эмили исполнилось 13, она увлеклась местной сектой под названием «Пробуждённые». Всё началось с малого: книги, спрятанные под матрасом, странные символы, нарисованные в тетрадях. Она сменила свой яркий гардероб на чёрный и обрила одну сторону головы. Мы думали, что это типичный подростковый бунт, пока соседка миссис Хокинс не постучала в нашу дверь, требуя рассказать, что случилось с её кошкой. В том же месяце пропали ещё три домашних питомца. Полиция дважды допрашивала Эмили, но ничего не нашла. Просто девочка-подросток со странными интересами, но никаких улик против неё. Я делала вид, что верю им, но знала, что эти глаза, смотрящие на меня за ужином, больше не принадлежали моей малышке. Мой муж Марк хотел отправить её в интернат. Я же настаивала на психотерапии. Мы постоянно ссорились, наш брак трещал по швам, а Эмили наблюдала за нами из-за дверей с тревожной полуулыбкой. На свой 16-й день рождения, вместо торта и подарков, Эмили объявила, что «возносится» – покидает дом, чтобы присоединиться к коммуне в горах. Марк хотел запереть её в комнате, пока она «не очнётся». Я предложила более интенсивную терапию, возможно, лекарства. Мы кричали друг на друга на кухне, пока Эмили спокойно собирала вещи наверху. К утру её не стало. Оставив лишь записку, написанную от руки, в которой говорилось, что мы «непросветлённые существа», которые «погибнут во время великой чистки». Она забрала кулон моей бабушки и 600 долларов из кошелька Марка. Полиция проводила обыски, но горы огромны, а коммуна была мастером скрытности. Через полгода даже самые отзывчивые полицейские перестали отвечать на наши звонки. Пять долгих лет – ничего. Ни звонков, ни писем, даже виделись. Марк не мог с этим справиться. Переехал в Аризону три года спустя, сказал, что ему нужно начать всё сначала. Я осталась, сохранила наш дом в точности таким, каким он был в день отъезда Эмили. Её комната нетронутой, её любимые хлопья всё ещё лежали в кладовке. На всякий случай. А потом, в прошлом месяце, в полночь раздался звонок в дверь. Я чуть не не ответила – ничего хорошего не стучится так поздно. Но что-то потянуло меня к двери. Там стояла Эмили – теперь полностью обритая наголо, в простой серой одежде, с небольшим рюкзаком в руках. Хуже, чем я помнила, с рваным шрамом вдоль подбородка. «Мама», – прошептала она хриплым голосом, словно отвыкла говорить. «Я делала ужасные вещи». Я втянула её в дом, обняла, пока она дрожала. Она рассказала мне всё сквозь рыдания. Как Сэмюэл, лидер, рано выделил её, облагородил, убедил в её исключительности. Как она продвигалась по служебной лестнице, пока не стала его правой рукой. Как она вербовала других – в основном уязвимых подростков и молодых матерей, которым некуда было идти. «Я была их охотницей», – призналась она, не в силах встретиться со мной взглядом. «Я могла вычислить тех, кто последует за Сэмюэлем куда угодно. Я точно знала, что сказать, что им обещать». ФБР прибыло к рассвету. Эмили потратила несколько недель на допросы, рассказывая им всё – места, обряды, планы «великой чистки», которая могла бы положить конец сотням. Её показания привели к рейду, который спас 32 человека, в том числе 14 детей, чьё рождение не было зарегистрировано. Сэмюэлю и его ближайшему окружению теперь грозит пожизненное заключение. СМИ хотели узнать историю Эмили. Она отказалась от всех интервью. Вместо этого она три раза в неделю посещает травматолога. Принимает лекарства. Спит в своей детской спальне при включённом свете. Она вздрагивает от неожиданных звуков. Не выносит толпы. Не хочет смотреть на себя в зеркало. Соседи, конечно, до сих пор шепчутся. Некоторые говорят, что мне не следовало пускать её домой. Что после того, что она сделала, ей тоже место в тюрьме. Они не понимают, что моя дочь была одновременно и хищником, и добычей.